Пришлось рассказать, коротко и понятно.
— Подкова, говоришь… Интер-ресно… — задумчиво переспросила жена. Почесала кадуцеем нос.
Так и потянуло его поцеловать! Нос, разумеется, кадуцей мне и даром не сдался! Его, скорей всего, и так уже кто ни попадя обслюнявил, да и после потной лысой макушки не мыли.
Жена села в позу лотоса, демонстрируя смешные мохнатые тапочки и округлые коленки, которые так хотелось погладить. К ней подлетели служители богини любви и начали шептать в оба уха. Илона вскинулась и отрезала:
— Эта сволочь оскорбила И. О. верховного бога, попыталась угробить моего мужа и брата — и вы предлагаете дать его вам на посылки, стрелы выдергивать?! А вот не будет этого! Слишком жирно!
В это время тело Илоны начало потихоньку истончаться.
Денис указал ей:
— Илонка, ты исчезаешь!
Та сразу среагировала:
— Зовите этих красавцев!
Те чинно влились в храм без единого звука.
— Слушайте внимательно, убогие! — громогласно изъявила священную волю Илона. Указала на нас пальцем. — Вы всеми силами поможете этим людям! Не только безвозмездно выкуете в святилище горгулью подкову, но также дадите проводников и поможете как можно скорее выйти из болот. Понятно?
— Понятно! — единогласно отозвалась паства.
— Где тот ваш… Хома? — капризно спросила Илона.
Монах не отклинулся. Жена повела кадуцеем — и жертву немедленно притащили к алтарю поближе. Монашек бился как припадочный и упирался обеими ногами.
— Денежку уважаешь и покушать в тепле любишь, да, командир? — вкрадчиво поинтересовалась Илона. — Везде лезешь поперед батьки в пекло, а совесть и особую связь с богом давно потерял, да? — И ласковый взгляд, от которого хочется залезть под стол. — Хорошо, я помогу тебе, Мидас обожравшийся… — злобной гадюкой прошипела она. Громко объявила: — С этого дня начнешь вести перепись населения!
Монашек было воспрял духом. Глазки заблестели, щечки загорелись, на лице — райское блаженство… Видимо, при мысли о придорожных тавернах и кабаках, многочисленных взятках, богатых вспомоществованиях и полной бесконтрольности.
— Да не обычного, — опустила его жена с небес на землю, — а волшебного! Чтобы пересчитал и учел поименно каждую — слышишь, каждую! — кикимору, горгулью и горгула. Нашел и записал данные на каждого лешего и домового! — Постучала в задумчивости пальцем по нижней губе. — И кого я тут еще не называла? О! Арианэ, уборов, Белую Руку, маньяков, ырок, укрутов… и прочих! Всех!
Хома сбледнул.
— И попробуй хоть кого-то пропустить! — добила злосчастного проверяющего разъяренная И. О. верховного бога. Посулила: — Ежели я тебя, ненасытная утроба, в том заподозрю — будешь считать и переписывать каждый раз заново! И у каждого интересоваться, как зовут его маму с папой до седьмого колена, и спрашивать удостоверение морды!
Бедолага упал в настоящий обморок.
— Все слышали? — резко переспросила жена.
Присутствующие, кроме нас с Денькой, пали на колено, удостоверяя: они слышали божью волю.
— Все вон, кроме них! — Илона повторно разогнала трясущихся зевак. Ее тело уже виднелось тонкой дымкой — видимо, любимую затягивало обратно.
Словно покорное стадо, кузнецы вышли из алтарной комнаты, забирая с собой наказанного Хому. Тот, подвывая, все пытался толкнуть речь в свое оправдание. Его жалобные стенания единодушно игнорировали.
— Слуш внимательно! — заторопилась Илона, сильно нервничая и проглатывая окончания. — У меня есть зервизбдун… — Взмахнула рукой. — Короч, неважно. Я не слышу, но могу тебя увидеть. Если напишешь покрупнее — мне будет понятно, я смогу прочесть и помочь вам как-то. Понял?
Я молча кивнул.
— А ты, выдра перепончатая, тронешь моего брата — располосую на веревочки и шарфик свяжу Хоме в странствия! Усекла, инстинктом ушибленная?
Русалка нахмурилась, но промолчала, выбежав наружу. Илона снова повернулась ко мне:
— И помни! Я вас обоих очень лю… — Жена исчезла.
Мы остались в храме вдвоем с Денькой. Когда вышли — заметили: наступил вечер. Солнце клонилось к западу, поливая землю рубиновыми лучами.
У храма выл, отчаянно цепляясь за выступающие камни фундамента, удрученный Хома. Слезные жалобы и закатанная истерика взяточнику не помогли: с тощим мешком, с продуктами и куцым одеялом-скаткой добросовестные кузнецы, славные божьи люди, раскачали келаря за руки за ноги и с треском кустов выкинули в сторону леса. Бородатый игумен погрозил на прощанье келарю увесистыми клещами.
Вскоре наступила тишина. Завывания на дороге затихли.
— Завтра с утра куем подкову, — пророкотал главный кузнец.
Нас отвели в общежитие для паломников. С усталым вздохом смежив веки, я прикорнул на лавке рядом с Денисом. Арианэ надежно пас Сухлик, и это примиряло с его существованием…
В моей прежней жизни было мало сюрпризов (за исключением Илоны!). Иногда у меня складывалось впечатление, что мы живем в центре огромного застойного болота. Зато теперь… находимся в самой сердцевине реального, но я уже неделю с тоской мечтаю о прежнем застое.
Верните мою эпоху застоя обратно! Хоть бы самую его малость! Пусть будут любимые дурики, серийные маньяки и студенты! Я к ним привык! Согласен даже не требовать прибавки жалованья!
Раньше я твердо верил: если не брать дурного в голову, то и с тобой ничего плохого не случится. А тут… угодил в мясорубку и никак не могу понять, куда и когда меня в следующий раз догонит гигантский нож. А попробуй угадать: отрежет голову или даст пинка? Сплошные американские горки!