— С чего бы? — подняв бровь, спросила я. И подтвердила: — Не передумаю. Могу поспорить, Кондрад пойдет на все, чтобы отвечать самому. Не процокает и пяти минут, как этот ненормальный вызовется в покойники, лишь бы взять ответственность на себя.
Бог картинно достал секундомер и молча следил за бегом стрелок. Вскоре щелкнул, останавливая отсчет:
— Две с половиной! Ты его недооценила, — щелкнул пальцами, рисуясь, и я услышала…
В коридорах стоял рев Кондрада:
— Рицесиус!!!
— А он недооценил меня! И ты тоже! — отрезала. — Ну так я была права?
— Права! — вздохнула одна давно знакомая и хорошо маскирующаяся коварная личность.
Рицесиус сложил руки у рта лодочкой и прокричал:
— Она согласна, ты свободен! — спиралеобразным движением пальца проделав что-то такое, отчего мы увидели, как бледного Кондрада утащило вниз, во дворец.
Ну, маг-кудесник… чтоб тебя три раза и один налево…
Следом мы с… Рицесиусом вознеслись в… нет, не в райские кущи. На какую-то изрядно облысевшую и довольно высокую гору.
Причем на верхушке этой Лысой горы кто-то особо одаренный в архитектуре среди облаков построил пантеон. Странный такой. Абсолютно без стен. Одни колонны. При взгляде на которые возникало чувство тоски и желание немедленно в них заблудиться и проникновенно поаукать. Или погыгыкать? Может, поорать? А-а-а! Нет! Точно, попеть какие-нибудь хвалебные псалмы! Долго, надрывно и гнусаво. Прямо сейчас и начну!
Бог почувствовал в моем предгрозовом молчании что-то неладное, сделал выводы и быстро спросил по всей форме:
— Соглашаешься ли ты, Илона, принять на себя клятву мужа своего Кондрада и выполнить мое желание?
— Как будто мне дали выбор! — Я уже злилась не по-детски и отчаянно трусила. — Я тут как Иван-царевич. Направо рванешь — по «тыкве» огребешь, налево пойдешь — по «репе» огребешь. А прямо двинешься — ваще без мозгов останешься! И где выход?
— Немного грубовато, — попенял бог, вытаскивая свою железяку и облокачиваясь на нее, — но, в общем, суть уловлена правильно и выводы соответствуют действительности.
Я фыркнула, невербально показывая, что обо всем этом безобразии думаю. И об одном лопухоиде-супруге, и о хитрожо… хитроумном божке «господин-любящий-чтобы-все-было-на-халяву-и-чужими-руками». Я призадумалась. И ведь в их мире второго уже такого встречаю. У них разразилась божественная эпидемия халявоведения, что ли?! Или эту хворь «болезненной шароманией» именовать? Гм… а звучит!
— Бумагу дай, пожалуйста, — попросила я, прищуриваясь. — И карандаш!
Рицесиус щелкнул пальцами, и у меня в руках появился блокнот с карандашиком, типа гламурного девичьего дневника. Розовый! С проволочкой!! В сердечко!!! Тьфу, гадость!
На мое «Спасибо!» металл-мужик кивнул и поинтересовался:
— Зачем?
— Лекцию буду конспектировать, чтобы почитать на досуге. — Я заозиралась в поисках, куда бы примоститься. Нашла и присела на креслице, которое стояло на возвышении посреди зала всех ветров.
— Какую? — не понял моего ответа бог.
— Вашу, — поерзала я в кресле, устраиваясь поудобнее. Потом вооружилась карандашом и преданно уставилась на металлоконструкцию времен Ледового побоища.
— Илона! — смешливо фыркнул похититель. — Будь серьезной! От этого зависит твоя жизнь.
— Пра-авда? — доверчиво захлопала я ресницами. — Не от уровня сахара в крови или холестерина? Не от уличных ДТП и местного бандитиз… травматизма? А от серьезности? Дык я серьезнее мумии фараона Тутанхамона!
— Илона!!! — прибавил твердости в голосе бог. — Это очень важно!
— Кстати! — У меня созрел весьма насущный вопрос. — А по времени эта клятва как-нибудь ограничена? Или вы теперь всю жизнь со своим корявым пальчиком будете мне семейную идиллию обламывать и «Должок!» кричать вместо «Горько!»? А то, может, и Форсет от меня услуг наперед по той же самой причине потребовал? И теперь я буду, как рабыня страсти, ой, прошу прощения — долга! — переходить из рук в руки, словно полковое знамя?
— А разве семейная жизнь не предполагает какие-то взаимные обязательства и долги? — удивился Рицесиус.
— Для того, чтобы были долги, — наставительно сказала я, — для начала было бы неплохо иметь эту семейную жизнь! Вы же меня ее лишили на неопределенное время. И сейчас мы будем разговаривать о компенсации. Моральной!
— А физической? — вкрадчиво полюбопытствовал бог.
— Предлагаете Кондраду вставить куда-нибудь батарейку? — задала вопрос, глядя на Рицесиуса широко раскрытыми наивными глазами. — Чтобы наверстал побыстрее? Так меня запах паленой резины слегка пугает, знаете ли!
— Не пошли! — погрозил мне Рицесиус пальцем, зависая над мечом.
— Куда пошли? — прикинулась я дурочкой. — Тут одна комната… и та… по принципу «заходи, кто хошь!». Швабру некуда поставить!
— Ты к мужу вернуться собираешься? — перебил мои излияния рогатый «кастрюль».
— Собираюсь! — закивала я головой.
— Тогда останешься вместо меня на месяц здесь! — нагло заявил бог.
Я поковыряла в ухе с задумчивым видом и переспросила:
— Останусь здесь вместо вас? — Кастрюля громыхнула, кивая. — Зачем?
— Будешь моей И. О.! — торжественно возвестил бог. — Временно исполняющей обязанности бога войны!
— Че-э-го? — Я думала — ослышалась. — ИА я твоей буду, понимаешь! Осликом таким — ИА! — взорвалась я тайфуном. — Огромным таким ослом отпущения с громадными ушами! У кого-то бывают козлы отпущения, а я стану ослом. Это если соглашусь!